Вдох-выдох. Бежать. Бежать и слушать свое собственное бешеное сердцебиение, до одури закладывающее уши. Бежать и молить о том, чтобы ноги не подкосились и не отказались больше держать тебя. Бежать и надеяться, что лабиринт не заведет тебя в очередной тупик с мерзкими вонючими монстрами, бежать и надеяться выжить.

Вдох-выдох. Что есть надежда? Что она дарит в этом мире, окруженном лишь бетонными стенами, за которыми находится тягучая неизвестность и ничего кроме нее. На что так надеялась Тереза, отчаянно переставляющая ноги в бешеном темпе, стараясь изо все сил не отставать от остальных, на что надеялась Агнесс, срывающая свое дыхание на болезненные хрипы, приносящие привкус крови, от нехватки воздуха?

Она надеялась на НЕГО.
Он просто олицетворял собой свободу, он просто являл собой истинный путь, он просто был той нитью, ведущий к свету сквозь плотную тьму.
Она надеялась на Томаса.

Тереза смутно отдавала себе отчет в том, почему она бежит за ним даже тогда, когда не может, почему она так отчаянно цепляется глазами за его спину, почему старается не отставать и уворачиваться от каждого нового подвоха лабиринта. Она не могла найти объяснение слепой вере в него. Она просто знала, что надо, нет, она знала, что она обязана идти за ним, на задворках сознания она точно знала, что Томас - ее ключ. Нет. Томас - ключ каждого из них, ключ, открывающий выход из чертовых гигантских бетонных стен.
Она не так долго пробыла в глейде, но этого было достаточно для четкого ощущения, что она заперта в нем вечность. Хватит, ей не нравится играть по правилам, которые известны лишь одной стороне играющих. Хватит, она хочет уже наконец все вспомнить и понять, ей надоели назойливые редкие обрывки воспоминаний, постоянно жужжащие в ее голове. Хватит, она хочет свободы.

Вдох-выдох. Она преодолевает еще несколько метров, спотыкается и падает на жесткий шершавый бетон, счесывая свои колени и вовремя подставленные ладони до крови. Она лишь тихонько шипит и быстро поднимается, цепляясь за кем-то протянутую руку. Нельзя расслабляться, нельзя думать о кровоточащей коже, нельзя думать о жгущей боли, нельзя думать о том, кто уже остался в этом лабиринте, погибнув. Стоит отвлечься на, казалось бы, такие мелочи, и ноги больше не смогут послушно сгибаться-разгибаться, и можно смело оставлять ее здесь, иначе она будет просто обузой на чужих плечах.

Вдох-выдох. Глаза слезятся. Не смей, Тереза, не смей.
Вдох-выдох. Легкий всхлип. Она больше не может.
Вдох-выдох. Она смутно слышит крики о том, что они нашли дверь.
Дверь? Здесь? Дверь? наружу? На свободу? Мы смогли?
Вдох-выдох. Сморгнуть слезы и почувствовать новую уверенность.

Девушка вбегает вместе с остальными, вбегает почти самая последняя. Она судорожно кричит в проем оставшимся, чтобы они торопились еще быстрее, ведь в паре метров за их спинами мерзко верещат гриверы, выпуская наружу свои "жала". Она кричит, машет руками и призывает. В последнюю секунду они захлопывают дверь перед мерзкой пастью. Брюнетка прижимается лбом к дверям, тяжело дыша, судорожно заглатывая воздух пересохшими губами. Она стояла так пару секунд, а казалось, прошла вечность.
Тереза медленно разворачивается и тут же прикрывает лицо тыльной стороной руки - так ярко слепит солнце, которое до этого не было так отчетливо видно в лабиринте. Проморгавшись и привыкнув к свету, она медленно двинулась вперед, оглядываясь по сторонам, пока не сравнялась плечом к плечу с Томасом.

Вдох-выдох. Нужно успокоить и без того разбушевавшеесе сердце.
Вдох-выдох. Этого не может быть. Это что шутка?
Вдох-выдох. Она хватает Томаса за руку, словно если она сейчас же не почувствует его рядом, то просто упадет в обморок.

Они стояли в глейде... Почти таком же, как их, только в разы огромнее. Они стояли, окруженные бетонными стенами, они словно никуда и не убегали, и, кажется, они были здесь не одни.